* * *
Земным богатством душу не искупишь.
Ни золото, ни камень-самоцвет
Не ослепят Отца ни на минуту:
Путей алмазных к храму Бога нет.
Страдание, кротость, доброта земная —
Рубинов, бриллиантов поважней;
Вот ими лишь прощение покупают,
Зачеркивают грех неверных дней.
Не бойся бедствий в мраке беззакония,
Терпи — воздастся солнечной струей,
А нечестивца не удержат корни:
Он рухнет, он сгорит под ветра вой.
И ты, кто любит славу жизни более,
Оставишь эту роскошь словно шкаф,
Отправишься в бессменное подполье,
Последний вздох болезненный отдав.
Стремись не за богатством и за славой,
Не дай себя тщеславию обнять:
Ведь соблазняет этим нас лукавый,
Который душу силится отнять.
* * *
Неистово лупит кровельщик
Киянкой своей по жести.
А что он кроме умеет еще
Кровельщик этот безвестный?
По сердцу, подобным образом,
Так же мне кто-то садит садит.
Не стать бы мне бросовой обрезью
Сбоку, спереди, сзади.
* * *
Тучи не пробита кружка,
Пруд — блестящее пятно.
Ходит ветер-побирушка —
Подбирает лист цветной.
Радуется каждый кустик,
Если он не сухостой.
Нет пока у цвета грусти
В этой песне непростой.
* * *
Журчит ручей, поет пичужка,
Звук издаёт о дно вино, —
А для чего? Да потому что —
Молчать и капле не дано.
Все тяжелее груз на плечи,
С трудом усталости рвешь сеть.
Все быстротечно, все не вечно,
А надо ли о том жалеть?
Умрут стихи, сотрется память,
Развеется былого дым.
И радуйся — пока ты с нами,
И не старайся быть другим.
* * *
Давно рассказана нам сказка,
Давным-давно уснул восторг...
Воздушный шарик порван, скомкан,
А сколько бы летать он мог.
И волка честного не сыщешь,
Нужд транспортных пригодный для.
Мазай дед — этот на кладбище,
А зайцев лупят из ружья.
Жизнь — это холодно и жарко,
Порой так хватит-припечет.
Есть и дарение подарков,
Но более всего расчет.
* * *
Мне ль оправдывать себя:
Строчки - чистая вода.
Много жаждал совершить,
Но не смог — зачем грешить.
«Брось ты, парень, этот вздор, —
Скажет разум-прокурор, —
Вздор все эти — «Ах!» да «Ой!»
Все — в стихи я ни ногой.
ТЕЛЕНОК
Глаза — стекляшки ночи темной
На мир доверчиво глядят:
На кучу, где галдят вороны,
На тополь, где грачи галдят,
На облака, на голубые
Разливы между облаков,
За пруд, где ветлы молодые,
Где рай стрекоз и мотыльков,
Где стрелолист на водной глади,
И где сусак в свой полный рост.
Опять ладони чьи-то гладят
Теленка лоб и влажный нос,
И называет нежно Борькой,
Листочек лопуха даря.
А Борьке жить осталось только
До холодов, до декабря.
КРУЖИТ СНЕГ
Грустный-грустный лес стоял,
Капала вода,
И казалось — будет так
Сумрачно всегда.
И казалось — у реки —
Вечен неуют,
С неба звезды-светляки
Свет свой не прольют,
На дорогах — вечна грязь,
Скучным будет луг...
Наконец, снежинок вязь
Ожила вокруг!
И теперь кругом бело,
Даже режет глаз.
Я про снег писать готов
Много-много раз.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Теология : Любовный угольник Иакова - Николай Погребняк В церквях говорят об Аврааме, Исааке и Иакове. Но на будущее Израиля, да и всего человечества оказали громаднейшее влияние не только их дела, но и их взаимоотношения в семье – отнюдь не безоблачные взаимоотношения, далекие от идиллии. И не дай Бог вам жить такой семьей, как была, например, у Иакова!
Поэзия : Поэт и еврейский язык - zaharur На вышеприведённой фотографии изображена одна из страниц записной книжки Александра Сергеевича Пушкина, взятая из книги «Рукою Пушкина. Несобранные и неопубликованные тексты». — 1935г.
В источнике есть фото и другой странички:
http://pushkin.niv.ru/pushkin/documents/yazyki-perevody/yazyki-perevody-006.htm
Изображения датированы самим Пушкиным 16 марта 1832 г.
В библиотеке Пушкина была книга по еврейскому языку: Hurwitz Hyman «The Elements of the Hebrew Language». London. 1829
Это проливает некоторый свет на то, откуда «солнце русской поэзии» стремилось, по крайней мере, по временам, почерпнуть живительную влагу для своего творчества :)
А как иначе? Выходит, и Пушкин не был бы в полной мере Пушкиным без обращения к этим истокам? Понятно также, что это никто никогда не собирался «собирать и публиковать». Ведь, во-первых, это корни творчества, а не его плоды, а, во-вторых, далеко не всем было бы приятно видеть в сердце русского поэта тяготение к чему-то еврейскому. Зачем наводить тень на ясное солнце? Уж лучше говорить о его арапских корнях. Это, по крайней мере, не стыдно и не помешает ему остаться подлинно русским светилом.
А, с другой стороны, как говорится, из песни слов не выкинешь, и всё тайное когда-либо соделывается явным… :) Конечно, это ещё ничего не доказывает, ведь скажет кто-нибудь: он и на французском писал, и что теперь? И всё же, любопытная деталь... Впрочем, абсолютно не важно, была ли в Пушкине еврейская кровь, или же нет. Гораздо важнее то, что в его записной книжке были такие страницы!
